Дикое золото - Страница 90

– Атькрывай, сабак! Зарэжим, Фирапошка!

«Исмаил-оглы», – определил Бестужев. Этот зарежет… И побежал в сторону города, круто забирая вправо, виляя меж берез. Поглощенный бегом, следя, чтобы не споткнуться о корень или пенек, даже не испытывал ни стыда, ни страха – некогда было…

– Аййй-яя! Бежит, сабак, бежит! Хазаин Коста, бежит! Вона-вона!

– Лови его, суку! – послышался крик Иванихина. – Лавой справа заходи!

Гиканье, свист! Стук копыт рассыпался на обе стороны, погоня усмотрела дичь и азартно кинулась вслед… Бестужев наддал. Зайчиком несся среди березняка. Загрохотали ружейные выстрелы, две пули с тугим жужжаньем пронеслись над головой, третья смачно шлепнула в березу – это уже не шутки… Бестужев прибавил прыти. Они пока были достаточно далеко, да и коням трудно набрать в этаком лесу настоящий разгон, но четыре конских ноги всегда превзойдут две человеческих… К тому же он в своей темно-синей тужурке был в белом березняке преотличнейшей мишенью…

Еще выстрелы. Бестужев свернул правее, изо всех сил стремясь к недалекому густому сосняку, в котором у него должно было прибавиться шансов. Оглянулся мельком – всадники вертелись меж высоченных берез, кони храпели, кто-то выстрелил, держа ружье одной рукой, навскидку…

Всё! Колючие сосновые лапы захлестали по щекам. Сбивая со следа погоню, Бестужев круто свернул, проскочил меж нависшими ветками, припустил отчаянными зигзагами. Вокруг стало гораздо сумрачнее – спасительный сосняк рос густо, помогая ему и вредя преследователям…

На дорогу, широкую полосу рыжеватой голой земли, глубоко пробитой двумя параллельными колеями, он выскочил неожиданно. Несколько мгновений постоял, оглядываясь. Потом пробежал вверх по отлогому склону, саженей двадцать, бросил у самой дороги, на другой стороне, темно-синюю инженерную фуражку – так, чтобы подумали, будто ее потерял беглец, спешивший именно в ту сторону. А сам кинулся вниз по дороге. Услышав недалекий стук копыт, свернул в чащобу, рухнул под толстой сосной, притаился за ней, зажав в руке браунинг с патроном в стволе – тут уж было не до церемоний, он убедился, что убить его хотели всерьез.

Так он пролежал довольно долго. Слышал, как погоня, шумно пронесясь в отдалении мимо его убежища, выскочила на дорогу, слышал чей-то торжествующий вопль – ага, нашли-таки фуражечку! – слышал невнятную перебранку. Потом стук копыт удалился, затих в чаще по ту сторону дороги. Они поймались на приманку…

И прекрасно. Он уже освоился со здешней тайгой и хорошо понимал, как трудно столь немногочисленной кучке охотников отыскать в чащобе исчезнувшего с глаз беглеца. Как-никак не куперовские краснокожие следопыты, оплошали… Но предосторожности ради не двигался с места, унимая колючую боль в легких, – давненько не приходилось так вот бегать…

По прошествии получаса прислушался к окружающему. Судя по безмятежному чириканью утренних птах и возне белок в кронах, человека поблизости не было. Теперь бы не столкнуться с ними нос к носу по чистой случайности…

Он встал, отряхнул одежду от сухих сосновых иголок и пошел вниз, в сторону города, держась за ближайшими к дороге соснами, время от времени останавливаясь и чутко прислушиваясь. Копыта стучат? Да, но еще и звук тележных колес доносится…

Затаился за деревом. Сверху ехала запряженная парой лошадок повозка, похожая на высокий ящик, закрытый с трех сторон. Видны были ящики, полуприкрытые рогожей, на облучке сидел широкоплечий монах в камилавке и черном шерстяном подряснике, туго перетянутом катауром – широким кожаным поясом с железной пряжкой без шпенька. Сытые лошадки шли бойко, монах, на вид пожилой, уверенно держал вожжи.

Бестужев вышел на обочину. Лошадки всхрапнули. Вглядываясь в него с вполне понятной подозрительностью, рослый инок протянул:

– Сыне, ежели задумал что насчет нарушения божьих заповедей, семь раз отмерь сначала… – и многозначительно покачал в ручище увесистый безмен.

– До города не подвезете, отче? – спросил Бестужев, тщетно пытаясь придумать, как ему сразу обозначить себя приличным человеком. Инженерная тужурка сама по себе ни о чем еще не говорила, а приличные люди не имеют привычки бродить по заросшей лесом Афонтовой горе в шесть часов утра…

Монах всмотрелся, не опуская безмена:

– А приблизься-ка, голубь… Чтой-то у тебя на шее?

Что у него могло быть на шее? Следы ночной необузданности…

– Красиво зубки отпечатались, – фыркнул монах. – Аккуратные, один к одному… Прикрой воротом, охальник, перед духовной персоною… Лезь уж в повозку. Если что, рогожу на тебя наброшу, и сиди там тихо, как мышь…

Бестужев не заставил себя упрашивать, одним прыжком очутился на повозке. Монах встряхнул вожжами, чмокнул лошадкам, и они припустили рысцой.

– Вот оно как, – сказал монах. – Они тебя ловят в версте к северу, уже к берегу спускаются, а ты – вот он, прощелыга… А еще инженер, человек интеллигентный, образованный… Муж, отец или братья?

– Отец, – признался Бестужев.

Покосился на нежданного попутчика – монах был могучий, широкоплечий, сущий Пересвет, не такой уж и пожилой, как из-за его бороды показалось сначала.

– Так это ты, шустрик, дочку самого… – прищурился монах. – Ведь и пристукнуть могли.

– Они и пытались.

– Нужно тебе, инженер, из Шантарска быстренько уезжать… Я тебя не помню что-то. Приезжий?

– Да.

– Тем более, легче бежать будет… Этот папаша здесь царь и бог. Так, значит… Девка без царя в голове, однако ж далеко не пропащая. Интересно… Блудным образом, стало быть?